[kasmevaade]

Раджеш Кханна: Отзвук эпохи

Глава 2: Прессинг равных.

Когда я поступил в колледж, сумма моих карманных денег возросла с 500 рупий до 1000 в месяц. Такой суммой никто не располагал в моей группе. Кроме того, в то время как в школу меня возили на скутере, теперь я получил собственный автомобиль. Моя мать волновалась, но училась смиряться. Она признавала, что должна измениться. И она изменилась ...

Отношения между моим отцом и мной также изменились. Он наблюдал, как я развлекался с друзьями, но ничего не говорил.
Однажды, когда я готовился уходить, он сказал: "Собираешься уходить, не так ли?" Я сказал: "Да". Он ответил: «Это прекрасно, что ты так тщательно планируешь свои выходные, но я надеюсь, что когда придет время, свою карьеру ты будешь планировать также тщательно. Ты ведь должен будешь когда-нибудь начать работать, не так ли?»

Очень тонко, но очень четко, мой отец гнул свою линию. Он заставил меня задуматься. Я не собирался всерьез стать летчиком. И я был определенно не заинтересован вникать в отцовский бизнес, т.к. он был мне не интересен. Что меня действительно интересовало, так это театр, но как попасть в театральную труппу?

Моей единственной связью с театром тогда был дальний родственник, работавший в INT Drama Company. В. К. Шарма, которого мы называли Шармаджи, был режиссером. Я любил Шармаджи и часто торчал в театре во время его репетиций только затем, чтобы смотреть на актеров. Странные идеи приходили мне в голову, пока я наблюдал за ними. Возможно, я представлял себя одним из них, но не осмеливался признаться в этом. Но я часто посещал то место, потому что тайно надеялся на чудо. И в один прекрасный день мне представился шанс.

Один из актеров заболел и не пришел.
Шармаджи заметил меня в толпе, и спросил, не хочу ли я заменить актера? Я кивнул. Через несколько секунд я пересек рубеж и стал частью мира, о котором до сих пор только мечтал. Но, конечно, не все было так просто. Несмотря на мои усилия, в день спектакля я жутко нервничал и дал маху. Я играл слугу в пьесе и должен был произнести только: "ji huzoor, saab ghar mein hain" (да, господин, хозяин дома), а вместо этого я сказал: "ji saab, huzoor ghar mein hain"(да, хозяин, господин дома). Режиссер был вне себя от ярости. После спектакля я сбежал, чтобы не столкнуться с ним или с кем-то еще.
Вернувшись домой, я чувствовал себя несчастным. Той ночью я напился и долго плакал. Мои друзья, которым я доверил свою историю, утешали меня. Они говорили, что не стоит унывать из-за такой мелочи, но я был безутешен. Мне было так стыдно, что я не только перестал ходить на репетиции, но даже не смотрел отцу в глаза, чтобы он не узнал, что я чувствовал. Ведь теперь отец знал о моем флирте с театром. Оглядываясь назад, я чувствую, что катастрофа была благословением. Она заставила меня снова доказывать себе, что я герой. Эта старая привычка до сих пор со мной – всякий раз, когда меня отвергают, я принимаю это как вызов!

Я считаю, мне повезло, что меня не выкинули из пьесы.
Мое эго было чрезвычайно уязвлено, и мне пришлось проглотить свою гордость, чтобы вернуться к тем же людям, к той же пьесе проигравшим, но это было необходимо. И, хотя, я был простым статистом, я чувствовал гордость, когда наша пьеса Mere Desh Ka Gaon стала самой популярной пьесой в INT.

Постепенно я справился со своим беспокойством, привыкая, что ко мне относились как младшему. А начинающим никогда не дают важных ролей. Короче говоря, никто не принял меня всерьез. Их покровительственность,скорее, привела к тому, что я стал более ответственно относиться к моей работе. Мои друзья в колледже привыкли, что я исчезаю между лекциями, чтобы посетить театр. Кадер Хан, Сагар Сархади, В. К. Шарма - все они в то время играли в театре. Если не обращать внимания, что в то время как они были значимыми и авторитетными во всех пьесах и спектаклях, я был маленьким panju lallu (пенджабский мальчик, паренек), на которого никто не обращал внимания, и никто не принимал всерьез.

Хотя они игнорировали меня, я любил бывать там. Я обожал все эти волнения, столкновения идей, взглядов, мнений. Чайные стаканы ходили по кругу и пачки сигарет пустели быстрее, чем распечатывались. В комнате всегда было накурено. Репетиции затягивались за полночь. Мы были усталыми, голодными и часто ходили обедать в район площади Бхулишвар. В те дни pau bhaji (पाव भाजी - блюдо фаст-фуда, популярное в Мумбаи и многих др. городах Махараштры и Гуджарата. Состоит из булочек или хлеба, картофеля с карри, кориандра и мелко нарезанного лука) были доступны только в ресторане «Khau gali» на площади Бхулишвар .
Какие вкусные pau bhaji там готовили! Даже сегодня, всякий раз, когда я хочу съесть pau bhaji, я иду только в «Khau gali» на Бхулишваре.

Другим нашим любимым местом был ресторан «Гайлорд». Именно здесь я впервые встретился с Б. С. Тхаппаром, которому я обязан моей первой значительной ролью на сцене. Это был тот самый господин Тхаппар, который познакомил меня с Анжу Махендру, моей первой героиней. Я ждал снаружи «Гайлорда» в своих расклешенных брюках, когда поразительное лицо с длиннющей косой проплыло мимо меня. Через некоторое время, когда я вошел в ресторан на встречу с Тхаппаром, он познакомил меня с Анжу. «Это Анжу Махендру, твоя героиня в этой пьесе».

Наши репетиции начались на следующий день.
Иногда в Паткар Холле, иногда в здании «Бхулабхаи Мемориал».
Второе имело гламурный вид, поскольку в том же здании находился офис Гиты Бали. Однажды, когда я мчался, вверх по лестнице, я столкнулся с ней. Она была так грациозна. «Вы актер?» - внезапно спросила она. Я был слишком ошеломлен. Я покачал головой, что означало ни "да", ни "нет". "Вы хотите стать актером?"- продолжала она. Я кивнул еще раз. «Мы ищем новые лица для съемок в панджаби фильме.
Я был так взволнован этим разговором, что пошел рассказать всем моим друзьям о предложении Гитаджи. Они сказали: «И правда. Почему бы нам не пойти посоветоваться с пандитом?»
Мы немедленно отправились к одному. «У тебя не будет ничего общего с гламуром», - грубо изрек эксперт. - «Источник, который принесет тебе деньги – торговля железом».

Словно в подтверждение правоты прорицателя, несколько месяцев спустя, я прочитал, что Гита Бали подписала контракт на съемки панджаби фильма под названием Ek Chadar Maili Si (не путать с к/ф 1986 года), и начинающим актером, который получил шанс, стал Дхармендра. Я был убит горем!
Я до сих пор не знаю, почему, но я был приглашен на вечеринку в честь премьеры этого фильма. Это было в резиденции Гиты Бали «Blue Heaven». Я пошел, но чувствовал себя несчастным и не в своей тарелке. Я сидел один в их небольшом саду, когда Гитаджи присоединилась ко мне. "Вы очень переживаете, не так ли?"
Я думаю, Гитаджи чувствовала себя виноватой, что подала мне надежду. Действительно, если бы она не рассказала мне о той роли тогда, я бы не лелеял надежду сниматься в кино. Но после предложения Гиты Бали, я чувствовал, что имел право на хороший шанс в кино. Вероятно, она поняла мое разочарование и изо всех сил старалась уменьшить мою боль. "Посмотрите", - сказала она мне нежно. - "Небо усыпано звездами, и в один прекрасный день вы будете ослепительно сиять. Однажды, слава придет к вам". Я чувствовал, что задыхаюсь, и, хотя, я был безнадежно несчастен, это меня немного утешило.
Как жаль, что Гитеджи было суждено так рано умереть. Если бы она была жива, она стала бы первым человеком, с которым я поспешил бы встретиться, когда успех пришел ко мне.

Успех не пришел ко мне за одну ночь. Даже несмотря на то, что я играл в театре, продюсеры не замечали меня. Санджив Кумар, который работал в IPTA получил роль, как и многие другие. Но моя жизнь все еще была бесцельной. Моя неустроенность уже начала беспокоить моего отца. Человек, который за все время не произнес ни слова, однажды позвал меня к себе в комнату, чтобы поговорить с глазу на глаз.
По его словам, «строить свою карьеру там, где всегда отвергают тебя - глупость. В жизни надо уметь понимать сигналы. Возможно, кино не для тебя».

Очень достойно он доказывал свою точку зрения. «Я дам тебе пять лет, чтобы принять решение. Если по истечении пяти лет, я увижу, что ты не добился прогресса и каких-либо успехов, тебе придется приобщиться к моему бизнесу. Справедливо?» - «Справедливо», - ответил я.

И я искренне верил в это. Как отец, он мог бы надавить на меня. Он этого не сделал. Он даже не заставил меня почувствовать себя виноватым.

Как ни странно, не только мой отец, но и вся моя семья отнеслась,
скорее, положительно к моему увлечению театром, а затем к борьбе за место в кино. В самом деле, мои родители всегда приходил ко мне на спектакли. До сих пор помню день, когда я получил письмо от жюри конкурса Filmfare-United Producers Contest. Из 1000 кандидатов был выбран я один! Я был так счастлив, что бегал по дому с криками.
Мой отец вышел из своей комнаты, и я сказал: "Похоже, нам не понадобится ждать пять лет».
Он улыбнулся. По мере того, как проходили недели, я понял смысл, спрятанный за улыбкой отца.

Несмотря на победу, кинопроизводители не выстраивались в очередь у дверей моего дома. После того, как прошла, казалось, вечность, Радж Сиппи пришел ко мне с предложением сняться в Raaz («Тайна»), где моей партнершей должна была стать Бабита!!!

В конце концов, я получил шанс, но моя эйфория испарилась, когда режиссер сказал мне, что съемочная смена будет начинаться от 8.00 до 9.00 утра.
Вставать рано – не мой стиль. Я не ранняя пташка. С детства я всегда поднимался поздно. Моя мать не позволяла никому входить в мою комнату и тревожить меня. В школьные годы, учителя звонили мне, сообщая, что уже поздно. В колледже было, отчасти, само собой разумеющимся, что Джатин не посещает утренние лекции. Я не мог физически прийти в себя в такую рань. Поэтому, когда режиссер сказал, что мне придется являться на съемку рано утром, мое сердце упало. Тем не менее, я надеялся, что я как-нибудь справлюсь.
Я заблуждался.

Глава 3: Агония и экстаз.

В первый день съемок я опоздал на 3 часа. Когда я явился на студию, было уже 11.00 утра, все меня ждали и явно злились. Никто не ожидал подобного от новичка. Кто-то даже насмехался: «Если он собирается вести себя таким образом, то он лишится работы прежде, чем начнет». Я должен был испугаться их реакции. Вместо этого я занял оборонительную позицию. Своим обычным высокомерным тоном я сказал: "В таком случае, к черту эту карьеру и этот фильм. Мой стиль жизни не может измениться из-за моей карьеры».
Я уверен, что съемочная группа нашла меня высокомерным и заносчивым. Но так думать было всецело неоправданно. Они не понимали того же, чего никто не понимает и сегодня - я не опаздываю на съемки нарочно. Я вовсе не торчу дома, наслаждаясь тревогой киногруппы, как они, возможно, думали.
Вероятно, они полагали, что я надирался до поздней ночи, и поэтому мне было трудно просыпаться с похмелья. Это было не так. Что я могу поделать, если я не могу мысленно настроить мое тело рано вставать? Я был медлительным. Я остаюсь таким и по сей день. Я люблю настраиваться неспеша. Я использую это время для внутренней актерской подготовки. Хороший актер должен делать свою домашнюю работу дома, а не на съемках. Я пришел на съемки с выполенным домашним заданием.

Но это было не принято. Мое опоздание было превращено в проблему, хотя и совершенно зря. Я достаточно мудр, чтобы не позволить моему эго испортить мою игру. Кроме того, я никогда не забуду золотое правило моего отца, которое он часто повторял, и которое за многие годы стало и моим любимым правилом: «Чем больше фруктов созревает на дереве, тем больше оно склоняется. Чем больше человек, тем скромнее он должен быть».

Сознательно, я никогда не был грубым или несговорчивым. Подсознательно, я уверен, что это имело место несколько раз. Я тоже человек, в конце концов. Что из того, если я - Раджеш Кханна?

Фактически, я скоро понял, что быть Раджешем Кханной означало больше лишений, чем преимуществ. Теперь я уже не мог стоять на тротуаре и наслаждаться моими пани пури (другое название – голгаппе, кубики картофеля, горох нут и помидоры в корзиночке из теста, обжаренного во фритюре. Подается с соусом из тамаринда) или чат (चाट - острые закуски, как правило, продаются в придорожных киосках или с тележек), как в старые времена. Времена изменились, и, хотя внутри вы остались тем же человеком, снаружи, многое трансформировалось...

Тем, кто привык именовать меня "Кака" - домашним и тем, с кем я учился, пришлось приспосабливаться к звуку нового имени.
Раджеш Кханна. Джитендра, мое настоящее имя, было недостаточно хорошо, ибо уже был один актер с таким именем, и могла возникнуть путаница. А Джатин, с другой стороны, было слишком коротким и обычным. "Оно не впечатляет", - сказал мой дядя, так что мы отвергли и это имя. Это была идея мамаджи, назвать меня Раджеш. «Раджеш Кханна звучит неплохо», - сказал дядя. «Имя Раджеш – означает «царь царей». Может, бог даст тебе такое же процветание».

Я не знаю насчет процветания, но я был, несомненно, в числе самых привилегированных из всех тогдашних актеров. Если я мог приезжать так поздно на съемку, я должен был быть особенной звездой. Во время натурных съемок Raaz в районе Кулу, однажды вечером после работы я пригласил выпить нескольких техников в свою комнату. Холод был кусачий, и как раз когда мы готовились поднять тост, в комнату вошел координатор съемок. Он кричал на всех, кто сел выпить. «Вы разве не в курсе, что рано утром мы будем снимать?» Потом, глядя на меня, он сказал: «Aur aap... yeh sab nawabi thaat pehli film mein shobha nahin dete! Вы приехали сюда работать, а не развлекаться!» Я взбесился. Я не мог вынести его воплей. Я сказал: «Послушайте, это не ваша студия, это моя комната. Что мне делать после съемок, не ваше дело, а мое».

Он такого не ожидал. Психанув, он схватил тарелку и бросил ее об пол. Я также съехал с катушек. Я сказал: «Тарелки бьете – тогда я слол сломаю». Спор продолжался. В конце концов, я сказал: «Если вы будете себе такое позволять, я бросаю съемки сию же минуту. Все убытки, понесенные из-за меня, я возмещу по прибытию в Бомбей». «Ничего, завтра увидим», - сказал он таинственно.

Утром, однако, координатор изменил свое мнение. Он извинился за свое поведение, и, так как это касалось меня, все было прощено и забыто. Только вернувшись в Бомбей, я понял, что его дружелюбие было просто фасадом. Не желая неудобства на съемке, он на тот момент решил очертить границы. Так я впервые вкусил киношных интриг. Интриги в национальном масштабе, конечно, пришли намного позже.

Добравшись до Бомбея, этот человек пожаловался на меня господину Сиппи. Я был вызван в его офис, где был допрошен и раскритикован. Теперь у меня не было выбора, кроме как дать свою версию истории. Положительный момент в этом инциденте состоял в том, что недоразумение приблизило меня к Сиппи саабу. И лично, и профессионально. И в ближайшие годы, мы сделали многие фильмы вместе.
После Raaz, который не принес хороших кассовых сборов, продюсеры не спешили с предложениями. Продюсер и режиссер Читан Ананд связался со мной по поводу съемок Aakhri Khat («Последнее письмо»). Это была не главная роль, но меня моя роль устраивала. Малобюджетный Aakhri Khat не принес мне никаких денег, но для актера это была неплохая роль. Больше чем что - либо, фильм представил меня новому кино.
Его очарование имело продолжение в моей дальнейшей карьере. Такие фильмы, как Baharon Ke Sapne («Весенние грезы»), Khamoshi («Молчание»), Aavishkar («Открытие») на то время для меня были относительно успешны. Фактически, в Khamoshi я попал потому, что, по-видимому, Вахида Рехман сама рекомендовала меня на эту роль. Как и Шармила Тагор.
Она увидела мою фотографию и намекнула обо мне режиссеру Шакти Саманте. Они собирались снимать Aradhana, и были в поисках лица, которое могло выстрелить в роли и отца, и сына. Aradhana должен был быть фильмом Шармилы Тагор. Но судьбе было угодно, чтобы он стал моей стартовой площадкой. Никто этого не знает, но фильм столкнулся с большими проблемами, прежде чем добраться до кинотеатров. Дистрибьюторы не считали, что проект будет «с перцем» и может стать хитом, потому что: первое - новичок в главной роли (к тому же в двойной), и второе, что еще более важно - секси-кошечка Шармила Тагор выглядела «негламурно», когда играла вдову во второй части. Они предсказывали провал! «Фильм не примут», - говорили все.

Они ошиблись. Aradhana вошел в историю! В течение многих месяцев после его выхода, очереди змеились далеко за воротами всех кинотеатров.

Я был счастлив. Лесть и дифирамбы в мой адрес подняли мою уверенность в себе.

Шли дни, и я привык к дождю хитов – Bandhan («Дорога к счастью») и Do Raaste («Две дороги» / «В смятении») вышли примерно в одно время. Обе эти картины были с Мумтаз.
Как и с Шармилой, мы с Мумтаз превратились в популярную пару. В фильме Bandhan снялась и Анжу Махендру, моя первая героиня. Между нами случались перепалки из-за мелочей, в результате чего мы оба вели себя крайне непрофессионально во время съемок вместе. Каждый раз, когда я произносил свой монолог, она смотрела в сторону, и каждый раз, когда говорила она, я отворачивался. Это продолжалось на протяжении всего графика и изводило продюсеров, которые были крайне озадачены тем, что происходит и почему. Что не делало нам чести. Если бы мы были честны, то не вели бы себя так незрело. Я знаю, все это звучит глупо, но никто не может отмежеваться от эпизодов своей жизни, просто потому что это было глупостью или ребячеством....

B. Р. Чопра был одним из продюсеров, принадлежащих к Объединенной Ассоциации Продюсеров, с которым я работал по контракту, снимаясь при зарплате в 2000 рупий месяц. Чопра хотел, чтобы я сделал с ним фильм в то время, когда я был на гребне успеха. По закону я не мог отказаться, так как я был связан контрактом, но этически у меня были другие представления относительно этого вопроса. Так или иначе, поскольку фильм должен был быть закончен за месяц, мы хотели простой, несложный сюжет.

Ittefaq («Камень на сердце») был тайной убийства. Благодаря напряженному сценарию и хорошей режиссуре фильм держал в напряжении до последнего кадра. Не бывает актера, каким бы блестящим он ни был, который может сам творить чудеса.
Сценарист и режиссер внесли свой вклад. Я усиленно работал над ролью. Я тщательно проработал черты характера, манеры и т. д. Бывало, я будил своего режиссера посреди ночи, потому что меня что-то беспокоило в сцене. Тем не менее, пресса, по иронии судьбы, упорно объясняла мой успех только моим везением. Журналисты никогда не говорили, что я добился успеха благодаря своему таланту или работоспособности.
Один фильм, над которым я очень много трудился, и который не имел успеха, был Maalik («Выше бога»). Даже сегодня я утверждаю, что это был необычный фильм, в смысле, что конфликт между наукой и религией современен и актуален. Фильм провозглашает доктрину. Герой верит в бога, а героиня - в науку. Я чувствую, что фильм не удался, поскольку люди больше не верят в бога. Даже хитовая пара (мы с Шармилой) не смогла вытянуть этот фильм.

Все мы знали, что Safar («Путешествие») будет успешным. Отчасти из-за больного раком героя, а отчасти из-за необычного кастинга.
Фероз Хан, Шармила и я снимались вместе впервые.
Даже Ашок Кумар и Надира джи сыграли важные роли. Режиссер Асит Сен тонко чувствовал фильм.
Но такой реакции от моих поклонников я никак не ожидал.
Гневные письма, предупреждающие меня, чтобы я не смел умирать в будущих фильмах, сыпались каждый день. Их бурная реакция наполняла меня сомнениями. Тогда я понял, что несу ответственность перед моей аудиторией. Чем больше писем я получал, тем больше запутывался. Это странно, но истинная борьба актера начинается только после успеха. Поскольку теперь ожидания слишком возросли. А также, вдруг на сцене возникло много врагов.
Говорят, успех приносит набор проблем. Я столкнулся с собственным набором. И все же, я наслаждался своей славой. Своей известностью.

В то же время, противоречия продолжались. Я ненавидел быть в толпе. Но я любил лесть. Я ненавидел внутренние интриги, но любил гламур. Я сохранял голову на плечах, по крайней мере, старался... Поскольку я знал, что с людьми, которыми я встречаюсь сегодня, взбираясь наверх, мне предстоит столкнуться однажды, спустившь с пьедестала.

Haathi Mere Saathi («Слоны мои друзья») пришли ко мне т.к. другие актеры не хотели делить успех со слонами. Кроме того, работать с животными не всегда удобно.
Фильм не только оказался суперхитом, но и стал, своего рода, законодателем мод жанра. Незабываемый случай произошел во время съемок. Однажды, когда я приехал на съемку, я увидел, как Ч. Дивар ударил палкой маленького мальчика. Когда я спросил Диварсааба, почему он делал это, Диварсааб ответил: «этот мальчик платит за ваше преступление, сэр. Вы постоянно опаздываете на работу. Я ничего не могу сказать вам, потому что вы - суперзвезда. Но я должен дать выход своему гневу!» После этого, по крайней мере на съемочную площадку Диварсааба я никогда не опаздывал.

Чем более успешными я становился, тем больше родственников у меня появлялось. Их реакция была предсказуемой. Некоторые из них были горячими защитниками, другие совершенно не одобряли меня.
«Как это парень из хорошей семьи делает свою карьеру в кино?», - вопрошали некоторые их них. «Он - мой сын, и если у его отца нет возражений, я не понимаю, почему вы возражаете?» - отвечал им мой отец.

Моя мать была больше озабочена моей личной жизнью. «Неужели ты не любишь ни одной женщины, на которой ты хотел бы жениться и привести домой?», - спрашивала она меня. Все, что она хотела от меня - невестку. «Дом так пуст, когда ты уходишь на работу». Кроме этого, моя мать ничего не требовала от меня. «Твой выбор – мой выбор», - говорила она. «Ты должен жить с ней. Так приведи кого-то, с кем ты можешь быть счастлив... Приведи мне невестку, и я приму её как дочь».
Она была одержима моим браком.
С детства она планировала мою свадебную церемонию.
Когда я был юношей, мы поехали на свадьбу в Дели. Там, шутки ради, кто-то усадил меня верхом на свадебную лошадку.
Некоторые, приняв меня за жениха (у меня на голове был paghdi – головной убор жениха), украсили меня гирляндами и подарили мне деньги. Прохожий, считая меня женихом, сказал своей жене: "aaj ke zamane mein bhi log bachchon ki shaadi karte hain" (в современном мире люди по-прежнему устраивают детсткие браки). Вместо того, чтобы обижаться на такие комментарии, моя мать была радостно взволнована и рассказала об этом всем домашним.

Мать смотрела все мои фильмы, кроме «Ананда». Я заставил ее обещать мне, что она никогда не увидит этот фильм. И не без причины.
Ранее, после просмотра Safar («Путешествие»), матери стало плохо и её пришлось госпитализировать тот же день. После этого, я не позволял ей смотреть фильмы, в которых я страдал или умирал. Хотя мать понимала, что фильмы показывают выдуманный мир, её травмировали мои сцены борьбы. Как ни странно, она не возражала против моих любовных сцен, даже против слишком горячих ухаживаний. Заинтригованный, я однажды спросил ее, почему она не обращает внимания на мои романтические сцены с партнершами. Она сказала: «pyar hi to karta hai, chori nahin» (что-то вроде «пусть любовь, но не тайком»). Ее волновало только, чтобы я не страдал. Наблюдая, как я бегал по улицам в Ittefaq, она сказала: «Тебе пришлось пройти через столько неприятностей, ударов и ничего не повредить?»
Что травмировало ее больше всего, и с чем она не могла примириться, так это постоянные противные слухи о несчастных случаях со мной и моих болезнях. Каждый день газеты и журналы меня убивали или «попадали» в аварии. И каждый раз, она проходила через огромную боль, когда аналогичные статьи появлялись в печати. «Мир не оставляет моего сына в покое», - говорила она моему отцу. В конце концов, чтобы успокоить ее, мой отец организовал дома большой havan (священный обряд очищения огнем, огненного жертвоприношения. Считается, что этот обряд приносит здоровье, удачу, счастье и процветание).

«Ананд» обрушил на меня столько лести, к которой я не был готов. Никто не знает, но «Ананд» снимался во время самой напряженной фазы в моей карьере. Я стал истеричным под непосильным грузом работы. Я заработал ангину, говоря каждому, что не могу подписываться на новые картины, но всем было плевать,никто не слушал. Теперь я получал фильмы тоннами и без всяких разумных временных рамок! Меня критиковали за то, что я переутомлен, перегружен работой, неорганизован и всё от жадности. Ничего подобного. Моя проблема была в том, я не знал, как сказать 'нет'.
Во время этой фазы я как-то приехал позже обычного на съемку у Хришикеша Мукерджи. Хришида не привык к такой небрежности.
Они ждали, чтобы снимать очень важную сцену. Мне надо было запомнить очень длинный монолог, и я чувствовал себя совершенно измученным. Я все время называл героиню неправильным именем. Разочарованный Хришида встал со стула: «Имя моей героини не Мадху, а Рену. Почему вы называете её Мадху? Кто такая Мадху?»
«Мадху – имя моей героини в Aan Milo Sajna». Я извинился перед режиссером. Гурнам, мой секретарь и друг, присутствовавший в зале, сказал: «в Kati Patang, Кака, а не в Aan Milo Sajna».

Я не знаю, как Гурнам терпел меня. Он работал на меня по 22 часа в день. Мы грызлись, как кошка с собакой. Но в то же время, мы не могли друг без друга ни минуты. Мы были похожи. Мы знали друг друга с тех наших театральных дней и привыкли друг к другу.

Хотя я прославился в кино, связей с театром не нарушал.
Раз в месяц мои театральные приятели проводили в моем доме долгий вечер. За напитками и сигаретами мы обсуждали пьесы и спектакли. Мы говорили о наших старых добрых днях. В те дни, даже после такой большой и трудной работы, мы не могли добиться аншлагов на наших спектаклях. Чтобы обеспечить аншлаг, мы с друзьями придумали трюк. Мы проходили до станции Чарчгейт, хватали незнакомых людей и говорили: «Эй, Чунилал, Муралилал достал эти билеты. Сказал, надо обязательно посмотреть спектакль» и десятки билетов исчезали с глаз долой. Хитрость неизменно работала, и нам удавалось получить аншлаг, даже если торгуясь, мы тратили деньги из своих карманов. Тем не менее, это стоило усилий, а это главное. Я думаю, что каждый период связан как с хорошими, так и с плохими воспоминаниями. Тогда мы поглощали пани пури на Чаупатти и мечтали о пятизвездочной еде. Сегодня, имея все по высшему разряду, некто мечтает о тех чат пани с Чаупатти.

Однажды, по дороге домой с вечеринки, что проходила в отеле «Тадж Махал», я остановился на дороге съесть пани пури. Я завернулся в кашне, т.к. была поздняя ночь, и не рассчитывал, что буду узнан. Группа детей заметила меня, и это вызвало буйство! Мой водитель вынужден был запихнуть меня в машину и отправить домой. Всю ночь я мечтал о целой тарелке пани пури. Но даже не заикался об этом - после того хаоса никто не отпустил бы меня на Чаупатти.

С каждым новым хитом я чувствовал все большее беспокойство.
Как-то Хришикеш Мукерджи поймал меня в задумчивости на съемках.
«Когда ты последний любовался рассветом, Кака?» – опросил он меня. «Не помню», - ответил я.
«А когда ты последний раз видел закат?» Я улыбнулся. Я мог не отвечать.
Он и так знал мой ответ.